Выпускникам 1970 года Севастопольского высшего военно-морского инженерного училища посвящается.
Совместное творчество. Авторы выделены жирным текстом. Общее редактирование и литературная обработка выполнены Сорокиным В.А.
Если вы любитель тюльпанов и другой Голландской экзотики, отложите эту книгу в сторону. Тюльпанов здесь не будет. А Голландия будет. И воспоминания будут. Много воспоминаний.
Любой советский военный моряк, любой работник гражданской атомной промышленности знал, что «Голландия» — это Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище. А называют его в просторечии Голландией, потому что расположено оно в Севастополе в бухте Голландия (смотри обложку). Любой советский военный моряк, любой работник гражданской атомной промышленности к выпускникам «Голландии» относился с уважением! Поверьте, не раз проверял это на себе.
Смею утверждать, что это одно из самых больших (и уж точно самых красивых) военно-морских училищ Союза.
*Проект главного здания (учебного корпуса) был разработан талантливым русским архитектором Александром Александрови- чем Венсаном. Величественное сооружение было заложено в 1915 году и предназначалось для Морского кадетского корпуса, который по Высочайшему повелению Николая II создавался в Севастополе для подготовки офицеров флота, которых ощутимо не хватало в связи с широким развертыванием строительства кораблей новых классов и типов.
Но из-за последовавшей вскоре революции, Гражданской, а потом и Великой Отечественной войны училище достроено не было. Окончательная достройка его была завершена только в суровые послевоенные годы. 1 октября 1952 года в училище был начат первый учебный год.*
** Текст, выделенный звездочками, взят из книги преподавателя училища С.Я. Чупрынина «Севастопольское инженерное»
Считайте, что это — «Вступление«
Большой, просторный спортзал плотно, даже скорее тесно уставлен двухъярусными койками. На койках лежат, сидят, между коек снуют сотни разношерстно одетых пацанов. Их пацанство определяется не возрастом даже, оно определяется манерой поведения. Вот небольшая группа, расположившаяся отдельно от других. Серьезные лица, спокойное поведение, тихий разговор между собой. Их немного, но к ним не решаются подойти даже самые задиристые крикуны. Это уже не пацаны. Эти ребята успели отслужить по одному два года срочной службы, поесть солдатской каши. Они знают себе цену. А в остальном зале шум, гам, крики, мат-перемат. Вообще спортзал очень напоминает сейчас разворошенный муравейник. На весь этот муравейник спокойно и даже чуть пренебрежительно, свысока смотрит от двери матрос-дневальный. Он все понимает, он все оценивает, и он хорошо знает простую истину: он УЖЕ служит, а мы ЕЩЕ салаги! В его обязанности не входит наводить порядок в зале, да и не наведешь здесь идеального порядка. Главное – не сожгла бы эта салажня зал! Каждое утро нас строем (если это можно строем назвать) ведут на завтрак. Кто-то недоверчиво ковыряет вилкой в тарелке какой-то (какой??) каши, кто-то ест размеренно и спокойно – это те, кто успел послужить и знает, что бифштекс с жареной картошечкой все равно не дадут, а кто-то уплетает за обе щеки – это ребята, уже повидавшие жизнь и не привыкшие отказываться от бесплатной шамовки. После завтрака по потокам (желающих поступить много, и экзамены сдаются в несколько потоков) разводят кого на сдачу очередного экзамена, кого в аудитории, для подготовки к следующему экзамену.
Экзаменов было пять: математика письменная, математика устная, физика, русский язык (сочинение), иностранный язык. Кроме того, был шестой серьезный экзамен – медкомиссия. После каж- дого экзамена в спортзале освобождалась часть коек.
Обед делил время подготовки на две половинки. Рабочий день заканчивался ужином, который разными людьми воспринимался по-разному, как и завтрак. После ужина – опять в спортзал.
А над входом в спортзал — большой плакат и на нем пять слов: «ГОРДИСЬ ИЗБРАННОЙ СПЕЦИАЛЬНОСТЬЮ ОФИЦЕРА-ПОДВОДНИКА!»
Вспоминает Юра Найденко. Мандатная комиссия в военкомате в Киеве. Я захожу в комнату, в которой сидят несколько офицеров. Самый заметный среди них: красавец, капитан 1 ранга, Герой Советского Союза. (Кесаев Астан Николаевич, ред.). Ноги почему-то сами к нему направились. Так я определил свою дальнейшую жизнь. Интересно, что через пять лет председателем ГЭК (главной экзаменационной комиссии, ред.) у нас был Будаев М.М. – заместитель начальника 1 ЦНИИ МО. В то время я даже предположить не мог, что буду служить впоследствии под его началом. И он тем более. Совпадения?
Абитуриенты. Делать в перерывах между экзаменами нечего. Бравый мичман строит первых попавшихся: «Ну что, будущие подводники. Поднимите руку, кто ПЛ не видел?» Все поднимают. «Тогда пойдемте, покажу». И до обеда все драят старую, военных времен, подводную лодку — тренажер по борьбе за живучесть.
Вспоминает Саня Сафонов. Как мы поступали в училище. Наш поток был самым первым, а потому к нам предъявлялись при сдаче экзаменов очень высо- кие требования. В нашем потоке были золотые медалисты (Алик Продан, Саша Поляков, Сережа Архангельский) и отличники (Валера Гелевера, Коля Трухан, Володя Сорокин, Миша Еремеев, Гена Чупрынин, Толя Вишняков и др.) и довольно крепкие хорошисты. Достаточно сказать, что после пяти экзаменов, которые мы сдавали, получив три пятерки и две четверки и набрав 23-24 балла, мы волновались – поступим ли? Конкурс был как во ВГИК, вопреки расхожему мнению, что для поступления в военное училище много ума не надо. Это потом уже, после 6-7 потоков, разрешали пересдавать и брали с 17-18 баллами. А мы были первопроходцами. И не случайно (а это факт), наш первый поток был удостоен чести (это не высокие слова) быть сфотографированным у входа в училище с командованием СВВМИУ. Так что плакат, который был вывешен в здании СВВМИУ: «Слава советским подводникам», для нас очень актуален. (Был, правда, и другой транспарант: «Не всегда говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь»). Он стал нашим жизненным кредо. Кстати, хочу отметить, что после окончания училища из нашего выпуска остались на доске почета имена Продана Олега, окончившего СВВМИУ с золотой медалью – Ленинского стипендиата, Саши Полякова и Сережи Архангельского, окончивших СВВМИУ с серебряной медалью.
Вспоминает Володя Сорокин На вступительных экзаменах в самое сердце поразили две вещи: я сдал письменную математику на тройку, хотя в школе имел круглые пятерки по геометрии и алгебре и четверку по тригонометрии. Но на письменном экзамене из 10 вопросов мне достались 4 вопроса именно по тригонометрии. И я страшно удивился, когда на устном экзамене в этом вопросе разобралась (справедливо!) строжайшая Анна Павловна, к которой знающие люди вообще не советовали садиться для ответов. Второй поразившей меня вещью, была полученная мной четверка по немецкому языку. Я-то точно знал, что немецким владею на два балла с минусом.
1 курс
Вспоминает Юра Найденко. Январь. Подъем. Объявляют форму одежды на зарядку: трусы, ботинки. Выскочили, ворча, а на улице +15oС. Наверное тепло пришло из Стамбула, потому что если хорошо принюхаться, то можно уловить, что ветерок пахнет турецким кофе. За все пять лет, которые мы прожили в Севастополе зимы не помню, даже минусовой температуры. Май. Зарядка. Выходим на бетонку. Снимаем гады (тяжелые, как утюги, ботинки) и чепчики (чехлы от бесок), кладем их на гады. Босиком идем на вышку. Прыжок, заплыв метров на 300, выходим, одеваемся. Если на месте остались гады и чехлы, значит надо кого-то искать. Теплынь. Красота. Мне нравилось!
Вспоминает Юра Найденко. Занятия по ИВМИ (история военно-морского искусства, ред.). Вел их капитан 1 ранга Русанович, наш преподаватель, с тросточкой. Он не принимал никакого ответа, хоть чуть-чуть отклоняющегося от текста учебника. Отвечать никто не рвался. И тут всех удивил Юра Варяница. Тянет руку, выходит и вещает: никуда не заглядывая, по памяти цитирует две страницы текста учебника на 100% совпадающего, вплоть до запятых. Русанович конечно поставил 5, а я поразился такой памяти фотографической. И не только я.
Вспоминает Толя Яворский. Репетиция очередного парада. Нас поднимают на час раньше обычного и час гоняют кругами по плацу. А я заснул, стоя в строю. Когда Цуканов (начальник строевого отдела) дал команду привет- ствовать начальника парада, все заорали «Здра жла трищ адмирал», а я дурным голосом — «Ура!».
Вспоминает Юра Кияшко. Закончилась зимняя сессия. Те, кто сдал успешно экзамены, окрыленный, отправился в отпуск. Все не сомневались в правильности и значимости своего выбора на будущее. Радостные, довольные спешили домой: себя показать, блеснуть формой и получить удовольствие от восхищения родных и близких. А как же! Курсант Высшего Военно- Морского инженерного училища. Как это лестно и престижно! И вот, приезжаю домой. Весь из себя блестящий и кра- сивый. Родители по этому поводу устроили торжественный обед. Сижу, словно на трибуне комсомольского собрания, рассказываю, как идет учеба, чему нас учат, где эта учеба проходит, и кем буду после окончания училища. За столом сидела и моя бабушка. После восхитительного моего монолога, бабушка молвила с глубоким вздохом и грустью в голосе: «А я думала, дорогой внучек, что ты на бухгалтера или товароведа поступил учиться».
Вспоминает Толя Черняев. Все кто служил в ВМФ, небезразличен к гонкам на морских ялах. Под парусом, на веслах — без разницы. Накал страстей больше, когда на веслах. Парус – это мастерство, умение, везение, наконец. Весла – здесь уж извините, слаженность экипажа, физическая сила. Даже, что из этих факторов поставить на первое место, задумаешься, так все взаимосвязано. Так вот, все началось после зачисления в СВВМИУ. Курс молодого матроса больше всего связан с кафедрой «Морской практики». Многие из нас на веслах сидели впервые. Началось освоение морского яла: устройство, хождение на веслах (гребля), постановка паруса и хождение под парусом. В яле сидят шесть человек, по три с каждого борта. На корме рулевой и командир (преподаватель). Фигура рулевого очень важная. Он с рулем управляется, за направлением следит. Главное, чтобы ял «не гулял» (не рыскал). На баночке перед рулевым сидят загребные. Это самые здоровые и выносливые. Через них рулевой всю идею победы остальным вкладывает. Затем средняя баночка, на ней сидят ребята послабее, чем загребные, но все одно достойные бойцы – это средние. Они наиболее техничные. Нужно и за загребным следить, и сидящим на носовой баночке (баковым) не мешать. Одним словом, слаженность должна быть полная. А это тренировки и еще раз тренировки. Так мы осваивали морской ял. Создали ротную команду по гребле на морских ялах. На руле успешно справлялся В. Пашуткин. На веслах: А. Черняев, В. Воловик, А. Поляков, А. Парамонов, В. Гелевера, И. Максименко, А. Легейда, А. Каракуц, Н. Трухан. Саша Поляков был самым опытным «шлюпарем», он до училища занимался греблей на Днепре. Наша ротная команда была призером спартакиады училища. Награждалась сдобным пирогом и грамотой. Одним из лучших спортивных организаторов был признан А. Поляков. Хорошие результаты показывали бегуны И. Дудник, А. Чайковский. По борьбе отличался М. Еремеев, по штанге В. Федоров, по боксу О. Продан. Конец сентября 1965 года. Ко мне подошли трое курсантов 2-го курса, мне незнакомые. Осмотрели меня как невесту и начали сватать заниматься гребно-парусным спортом. Я согласился. Так я попал в сборную училища по гребно-парусному спорту, а в дальнейшем и по морскому многоборью. Дистанция за дистанцией мы втягивались, впрягались в греблю и чувствовали себя за веслом все увереннее. Доводили до синхронности оба борта. А что такое сбалансированное весло? Это такое состояние весла находящегося в уключине, когда гребец не тратит усилий на удержание его в равновесии. Достаточно веса рук. Весла шлифовали, полировали, и получалось каждому именное весло. Подготовка яла (шлюпки) занимала весь зимний период, то есть, с ноября по март. Сдирали старую краску, шпатлевали, опаливали паяльной лампой. Шпатлевали, потом шкурили, опять шпатлевали, опять зачищали наждачкой, добивались отсутствия шероховатости. Красили днище, да еще и воском натирали. В общем, днище получилось, как красное яичко к светлому воскресенью Пасхи. Делали упоры для ног, сидушки, чтобы сидеть выше на банке. Это кропотливый труд. Торжественный спуск на воду. Вообще гонки на морских ялах увлекательнейшее занятие, хотя и силовое, не каждый это может. Мало силушку иметь, чем больше, тем лучше, еще выносливостью надо обладать. Гонка на две морские мили (3704 метра). Напряжение перед стартом неимовернейшее. Опытные экипажи сбивались именно на старте из-за мандража. Тут вся надежда на рулевого. Нужно вовремя гаркнуть, гавкнуть, а то и обматерить. И вот ты уже единое целое с веслом. И все глаза на загребного. Надо не пропустить момент, когда раздастся команда: «Весла! На воду!» И сразу же рык рулевого: «И раз! И раз! И раз!» Это означает три мощнейших гребка, чтобы сорвать ял с места и дать ему ускорение. Затем снова: «И раз!.. И раз!.. И раз!..», но уже — задать темп, сильно, чтобы сохранить накат, взятый с момента старта. Работают ноги, руки, спи- на. Гребец как пружина. Весло чувствуешь как продолжение рук, не глядя на воду. Взор только в спину перед тобой сидящего. Все действия синхронные. Вовремя убрать рукоятку весла, когда спина загребного накатывает на тебя, огромная, мощная, с перекатывающимися мышцами под майкой. Когда идет морской ял, где работает отлаженная команда, перед взором предстает картина маслом! Нет, ял не идет, он летит, несмотря на кажущуюся громоздкость и неуклюжесть. Команда в едином порыве ложится вровень с планширом и так же, как единый механизм распрямляется, чтобы вновь согнуться для гребка. И рулевой не сидит, он напряжен не меньше, чем гребцы. Даже раскачивается вдоль яла, соответствуя каждому рывку гребцов. Руки, онемев, вцепились в ручку весла, спины налились тяжестью, и кажется, что мышцы спины порвутся со звоном гитарной струны. Так велико напряжение. Но это все внутри яла. А со стороны загляденье!
Вспоминает Юра Найденко. Экскурсия (первая, ред.)на ИР-100 (исследовательский ядерный реактор, был такой у нас в училище). Переодели всех в белые халаты. Заходим в зал. Реактор за стеной. Иван Дудник подбегает к круглому отверстию в стене (за которой находится реактор, ред.) и пытается что-то рассмотреть. Тут заходит наш сопровождающий преподаватель и говорит: «А оттуда, вообще-то, пучки нейтронов летят». Все дружно постарались от этих «пучков» подальше держаться.
Первый отпуск. Меня оставляют в «академии», из-за физкультуры – перекладина мне не поддавалась. Как только все разъехались, и я понял, что всё всерьез, мне стало ясно, что остается надеяться только на себя. Утром и днем каждый день я ходил на полосу препятствий. Народ приехал. Первая физра. Моя очередь. Все в предвкушении развлечения. И тут я легко по полтора норматива выдал всем на удивление. И бегать стал нормально. Но до Ивана Дудника мне, как и многим, было далеко. Как он от патрулей бегал и от рассерженных ухажеров, у которых девушек отбивал! Недаром был членом сборной училища по бегу и всегда принимал участие в майской эстафете.
Наш знаменитый длиннющий трап к учебному корпусу. Сколько в нем ступенек? Вариантов не- сколько. От нижнего плаца, от казарм, от КПП. В разных источниках разные цифры. Надо будет при случае пересчитать. Но я не об этом. Сережа Архангельский однажды на глаза стал жаловаться. Над ним подшучивали: это у тебя потому, что ты, поднимаясь по трапу, на ножки загляделся нашей физички: она была такой хорошенькой, миниатюрного роста дамой, правда, в возрасте, по сравнению с нами.
Практика после 1 курса. Крейсер «Кутузов». Маемся от безделья на баке, ждем обеда, пристроились вздремнуть кто где, а я умудрился забраться в кранец (узкий шкафчик для швабр) и дрыхать стоя. Ещё была шхера за работающим вентилятором в два человеческих роста. Спалось сладко, но полчаса после вообще ничего не слышал.
Тот же крейсер «Кутузов». Построение на утренний осмотр. Мичман, старый, по моим тогдашним меркам, мужик, подходит ко мне. Осматривает, говорит «Курсант, робу давно постирать надо. От вас же уже козлом воняет!». Обидно!! Зато на всю жизнь запомнил: робу надо стирать!!!
2 курс
Вспоминает Толя Каракуц. Однажды нас с Саней Сафоновым вызвали на кафедру «Электрических машин.» Мы вежливо постучали в дверь. Из кабинета донеслось раскатистое «Доб-р-р-р-о!», и мы вошли. За столом сидел капитан 2 ранга Канторович Борис Иосифович в тельняшке и курил «Беломор». Мы знали, что до преподавания в училище Борис Иосифович служил в форте Красная горка, и отношение к нему было не как к плавсоставу (могли ли мы знать, куда занесет нас самих служба?), но по морскому духу, который исходил от него, он мог дать сто очков вперёд любому морскому волку. Борис Иосифович из клубов дыма поставил нам задачу: приодеться получше, в первый срок и быть готовым к убытию в детский садик на утренник, посвящённый Дню Советской армии и ВМФ. В наше время взять в гардеробной чужой первый срок было не зазорно, тем более на доброе дело (в детский садик!). Этим занялся Саня. Он принёс мне очень качественный первый срок, только как мне показалось великоватый, но мы спешили, Борис Иосифович торопил. Он повёл нас в свой гараж и выкатил мотоцикл с коляской. С треском мы пронеслись по городу и подкатили к детскому садику где-то на Корабельной стороне. Успели! Дети были рассажены квадратом, и мы, конечно, на почётных местах. Начался концерт. Дети пели, танцевали, читали стихи. Всё было очень мило, и я подумал, что наша миссия так и закончится простым пребыванием среди детей. Но рано я расслабился. Неожиданно воспитательница сказала: «А теперь дяди моряки споют нам морскую песню». Я заволновался, но морская песня у нас с Саней в заначке была, мотив не сложный, пианистка подыграла, и мы довольно сносно спели «Эх, да на рассвете по волнам эскадра шла». Я уже было вздохнул облегчённо, как вдруг воспитательница говорит: «А теперь дяди моряки спляшут нам матросский танец «Яблочко». Пианистка заиграла, Саня пошёл козырем, я, естественно, за ним. Когда Саня пошёл вприсядку, я не мог не поддержать его (мы же ансамбль)! Вставая из приседа, я понял, что брюки мои остаются в приседе. И как же я был благодарен нашему командиру роты Борису Васильевичу Очеретько, над которым мы посмеивались, когда он в разговоре поддёргивал спадающие брюки ловким движением рук с боков и спереди. Я мгновенно вспомнил это, и остаток Яблочка, да и всего пребывания в садике всё моё внимание было сосредоточено на удержании брюк. Никогда мне не было так жарко (от смущения), но Флот мы не посрамили. Борис Иосифович и дети остались до- вольны. А я сейчас с удовольствием вспоминаю тех наших преподавателей и командиров, о которых сейчас пишу.
Лето, 6.30 утра. В казарме зажигается свет (А на фига – и так светло!). Дежурный орет «Рота, подъееем! Учебно-боевая тревога!». Соскакиваю с койки. Одним движением – брюки на себя, ноги в ботинки (гады). Сверху робу. Бегом в оружейку. Там — подсумок на ремень, автомат (свой автомат, а не чужой!!) в руку. И опять бегом вниз, с пятого этажа на первый, только ботинки вы- бивают барабанную дробь по ступенькам. Перед подъездом построение. «Рота, нале-во!». И опять бегом – в район рассредоточения. Смотрю сам на себя со стороны и удивляюсь: а ведь еще каких полтора года назад движения мои были плавными, замедленными и неторопливыми. Недаром год шрапнель лопал. Однажды нам сообщили, что в какой-то части на Северной сто- роне произошло нападение на сторожевой пост и у караульного отобрали автомат. Подробностей нам не сообщили, но предложили усилить бдительность, а для меня история имела продолжение.
Мы заступили в караул, и я стоял на «овощехранилище». Пост сторожевой, патронов не полага- лось. Защищать охраняемую территорию нужно и можно было автоматом в качестве дубины или кулаками (автомат в этом случае, пожалуй, мешал бы). Телефона на посту не было, или он не работал. Не помню. Только, в мою смену среди ночи из мрака (не надо объяснять какие тёмные ночи в Севастополе) неожиданно возник Борис Васильевич Очеретько – командир роты. Я напрягся. Ни до того, ни после я не помню, чтобы караульного проверял командир роты. Недоумение разрешилось, когда Б.В., поинтересовавшись для проформы обстановкой достал из кармана нож, которым вооружал дневальных по роте, и сунув его мне за пазуху суконки, объяснил, что так будет надёжней охранять овощехранилище. После чего удалился, а я ещё бдительнее продолжил охранять то, что охранял. Днём он ещё раз проверил меня и забрал нож. Видимо днём было достаточно и автомата без па- тронов. Теперь-то я понимаю, как по-отечески заботился о своих курсантах Б.В. Ну, как мог. Не думаю, что кто-нибудь из других командиров рот додумался бы до такого. Правда, у меня ведь могли отнять и автомат и нож, будь кто поздоровее и числом поболее.
Первый заход в Бургас. Глубины у пирса маленькие, и поэтому, корабли становятся на якоря на внутреннем рейде. А первое торжественное мероприятие – салют в честь дня ВМС Болгарии, а заодно и в честь нашего визита. Экипажи выстраиваются вдоль борта, обращенного к берегу. Даже на ПЛ на надстройку поднимаются 10-15 человек. Салютовать будет наш эсминец. К сожалению, мы стоим прямо под стволами кормовой башни, которая и будет стрелять. Нас предупредили заранее, чтобы мы заложили уши ватой, но вата нас не спасает. Рявкает выстрел, и я глохну. Еще один выстрел, еще… Короче, после салюта мы не разговариваем друг с другом, а орем. К счастью, через несколько часов это проходит.
Второе мероприятие — торжественное собрание и концерт, посвященные дню ВМС. Мы приглашены. К кораблям подходят две десантных баржи и перевозят нас к причальной стенке. Мы строимся. Впереди старший на переходе (по-моему, контр-адмирал, точно уже не помню). За ним знаменная группа с Военно-морским флагом, за ней оркестр. За ним идет небольшая сводная рота офицеров с кораблей, потом мы, за нами две сводные роты матросов. Старший на переходе командует: «Шагооом марш!». По этой команде… начинается дождь! Нет, не дождь, а ливень! Больше никогда я такого ливня не видел. Через минуту мы мокрые насквозь, до трусов. В ботинках хлюпает вода. Именно поэтому ли- вень нас уже не пугает. А вот оркестр замолкает минуты через три. Барабаны размокли, из духовых инструментов потоками выливают дождевую воду. Мы переходим со строевого парадного шага на походный – под ногами лужи и ручьи, а мы в белых брюках. На все время визита объявлена «форма раз». Но болгары встречают нас радушно и празднично. Все окна домов открыты и оттуда нам что-то приветственно кричат. На тротуарах вдоль стен домов тоже много народа. Люди прячутся под тентами многочисленных закусочных и кафе. Вдруг, из-под одного такого тента вырывается группа парней и девушек. Человек 15-20. Бегут к нам. В чем дело мы быстро понимаем по их крикам: «Наши идут, наши, ура!». Все понятно – земляки, видимо тургруппа. Парни пристраиваются к нашим шеренгам, девчонки просто хватают нас под руки. Так они идут с нами метров триста, потом все-таки отстают. Наконец приходим к месту проведения собрания. Обычный открытый летний театр в парке. На сцене накрытой крышей-ракушкой столы для президиума. Наши места под открытым небом. Старший командует: «На месте… Стой!» Мы замираем. Дождь мгновенно прекращается!!! У меня создается твердое впечатление, что в этой стране дожди строго выполняют команды начальства! Торжественная часть проходит обычно, как и у нас. Потом – концерт. К началу концерта мы уже успели высохнуть. Осторожно осматриваем себя и – о, ужас – на белых брюках потеки черной краски от НОВЫХ ремней, которые нам выдали в училище! А завтра – первое увольнение! Кто-то пытается аккуратно простирнуть брюки. Бесполезно – черное пятно размазывается по белой ткани! Кажется, все наши увольнения накрылись медным тазом. Но к счастью, и этот вопрос с утра решается. Командование ВМБ по просьбе нашего начальства объявляет на все оставшиеся дни «форму два»!
Вспоминает Миша Еремеев. Второй день визита в Бургас. Бургас – главная ВМБ Болгарии (почти наш Севастополь). Но на рейде, вместе с нашими кораблями, стоят только пара болгарских сторожевиков, два-три небольших катера и пара подводных лодок, явно, советского производства. Меня это несколько удивляет. На наших кораблях день открытых дверей. То-есть, мы принимаем гостей. Приходят все желающие – военные, гражданские. По кораблю группы экскурсантов водят офицеры корабля. Мы ходим с ними в качестве сопровождающих. Я иду с одной из групп. Переговариваемся с гостями. Не выдержав (ну не учили меня дипломатии!), я задаю интересующий меня вопрос: «Это что? Весь ваш флот??». Ответ и поражает, и радует одновременно: «Братушки, вы наша надежда и опора!» Приятно, конечно быть надеждой и опорой. Но странно, немного… А воевать-то кто будет?
А все-таки, хорошие они ребята, болгары! Как на это сегодня смотреть??
Вспоминает Володя Сорокин. Сегодня и последнее увольнение на берег. Отправляемся бродить втроем: Миша Еремеев, Гена Чупрынин и я. На это последнее увольнение мы поставили себе четкую и ясную цель: отыскать в Варне самых красивых болгарских девушек (надо признать, что болгарки внешне несколько грубоваты, по крайней мере, на наш русский вкус). Несколько часов безуспешно бродим по городу. Девушки есть, но все не то, все не то! И вдруг – о, чудо – замечаем на другой стороне улицы двух очень симпатичных болгарок. Переходим улицу и пристраиваемся им в кильватер. Они сворачивают, и мы сворачиваем, они заходят в открытое летнее кафе, и мы за ними. Они усаживаются за столик, мы приземляемся через один столик от них. Заказываем мороженое и лимонад (кстати, и то, и другое здесь очень вкусное).Через минут 5 замечаем, что девочки потихоньку и осторожненько начинают косить глазами в нашу сторону. Нас обуревает чувство гордости: вот какие мы красивые и привлекательные! Еще через пару минут одна из девчонок встает и направляется к мусорной урне. Для этого ей надо пройти мимо нашего столика. Выбрасывает что-то в урну и, возвращаясь, опять мимо нашего стола, уже просто не отрывает от нас взгляда, даже обходит нас как-то по дуге. Садится за свой столик и минуты две о чем-то перешептывается с подругой. Потом они уже открыто поворачиваются к нам. И тихий, почти шепотом, голосок произносит на чистейшем русском языке: «Ребята, вы…наши?» Ну вот! Нашли двух самых красивых болгарок! Естественно, пересаживаемся за один стол. Заказываем еще по мороженому, тут уж скорей они нас угощают, мы просто выгребаем все, что осталось в карманах от болгарских денег и отдаем им. Все очень просто – студентки из Союза, в Болгарии учатся по обмену. Никак не могли признать в нас русских – советская и болгарская морская форма очень похожи. И когда девочка шла мимо нас по дуге, она просто вчитывалась в надпись на ленточке бески. А эта надпись очень длинная: «Высшее военно-морское инж. училище». Приятный разговор быстро заканчивается – к 18.00 нам надо быть на пирсе, где нас уже будут поджидать десантные баржи. Девочки провожают нас до пирса. Напоследок обнимаемся и целуемся, под завистливые взгляды всех кто ожидает перехода на корабли. На следующее утро выбираем якоря и уходим в Севастополь. До свидания Болгария! Вряд ли у нас еще будет такая прекрасная летняя практика…
3 курс
Вспоминает Юра Найденко. С Витей Федоровым славно погуляли. Стоим на площади Ушакова, ждем безуспешно троллейбус. Нет никакого транспорта. Чтобы успеть на послед- ний катер решили бежать. По улице Ленина нельзя — комендатура там. По Большой Морской — крюк, да и патрули нам кривым не нужны. Побежали по Советской. Траектория бега — идеальная синусоида, причем он и я бежим в противофазе. Где-то на полпути на совершенно пустой улице возник патруль. Времени нет, скорость увеличили и обогнули обалдевший, от такой наглости патруль с математической точностью с разных сторон. Не опоздали.
Вспоминает Володя Сорокин. Почти аналогичный случай. На 3 курсе я познакомился с будущей женой. В увольнении с ней гуляли, потом я провожал ее домой. А жила она аж в начале Балаклавского шоссе. Как-то раз возвращаюсь, стою на остановке, а троллейбуса нет. Чувствую, что опаздываю. Наконец, подходит троллейбус. Салон пустой, там конечная рядом, за рулем женщина. Объясняю ей ситуацию. Она минут пять говорит о таких, как я, гуляках, которые соблазняют невинных девочек, что-то там бурчит о своей молоденькой дочери, но, в конце концов, все-таки входит в ситуацию. Не открывая дверей на остановках, мчит мимо возмущенных пассажиров до Графской и высаживает меня не на остановке даже, а просто против Графской пристани. Я делаю спринтерский забег и в последний миг впрыгиваю в уже отходящий катер. Успел, можно отдышаться!
Вспоминает Виталик Воловик. Была у нас традиция, если кто-то здорово на- врет (не важно – по своей вине или по ошибке), и это станет достоянием гласности, то не миновать ему стирания УТКИ (по аналогу с газетной «уткой») своей собственной пятой точкой без чьей бы то ни было помощи. А «утка» рисовалась на классной доске мелом. Приходилось подставлять стул, залазить на него, разворачиваться личиком к заинтересованной публике и совершать акт уничтожения творения классного художника. Это мероприятие проходило без особых эксцессов и буйств, под бурные аплодисменты. Но, однажды, изобличенный в неправде Саша Поляков, отказался уничтожать рукотворное творение на доске и заявил, что не желает марать свои, слегка выглаженные, клеша. Народ возмутился и общим собранием решил применить к нему насилие. Волю большинства пришлось выполнять Валере Гелевере и мне. Саня для порядка решил посопротивляться, а мы, не ожидавшие от него этого сопротивления, не смогли удержать его в нужном положении (буквы Г) перед доской. И Саша выпал из наших ослабленных учебой рук. И упал, да не просто упал, а упал головой вперед на кафельный пол. Это немного повлияло на его желание постоянно получать пятерки за очередной экзамен (а дело было во время сессии, на самоподготовке вечером) и на следующий день он получил 4 балла. Потом, конечно, он переcдал на пять, но, что было, то было.
Вспоминает Анатолий Черняев. Весна 1967 года. В этом году проходила спартакиада ВВМУЗов. Наше училище имело высокий шанс на победу по гребно-парусным гонкам и морскому многоборью. По этим видам соревнования проводились в г. Ленинграде, в июне. Были определены составы команд по гребле и морскому многоборью. По гребле: рулевой А. Ильин; загребные — Ю. Какутич, В. Шкурупий; средние – А. Черняев и В. Федорук; баковые – А. Смирнов, Н. Агеев, Ю. Харитонов. Возглавлял команду А. Шевченко. Подготовкой команды руководил К. Гавриловский. Тренировались в бухте Голландия, ходили на Инкерман, речку Черную. Гребли против течения реки. Планширь яла находился на уровне борта, а гребцы находились как бы выше береговой линии. Получалось так, что ял парил в воздухе. Предметы на берегу перемещались по отношению шлюпки быстро. Скорость была большая или так казалось но, тем не менее, это впечатляло. К отъезду набрали приличную физическую форму. До отъезда удалось сдать два экзамена с разрешения начальника факультета. И вот мы в поезде Севастополь-Ленинград. В Питере участников соревнования расселили в спортзале учи- лища радиоэлектроники города Петродворца. В это время были белые ночи. Дворцовый комплекс поразил величием, красотой. Теперь к гонкам. Морские ялы разыграли. Нам достался со- всем неплохой. Все команды были в равных условиях. И вот первый день соревнований. Гребля на две мили. Выстроились в линию. Раздалась команда: «Приготовиться к старту», затем: «Весла… — на воду!» В небо взвилась яркая стартовая ракета и гонка началась. Гонка должна определить фаворитов. Руки вцепились в рукоять весла, ноги вдавились в пайолу, спина сделалась каменной. Вода зажурчала под днищем, за кормой появился бурунчик с шапкой из белой пены. Какое-то время нос в нос ялы шли вместе. Дыхание стало синхронным. Гребцы всех ялов стелились вдоль планширей, затем внезапно, как ванька-встаньки, вставали, чтобы снова согнуться вперед, максимально, насколько хватало спины, и опять рывок, и снова вровень с планширем. Есть! Финиш! Мы выиграли. Мы фавориты гребной гонки. Потом проводились гонки под парусом, с рулем и без руля. Особо отличилась в этих гонках команда из Баку, но, тем не менее, одну гонку нам удалось выиграть, а по остальным занимали второе и третье места. Наступил последний день соревнований. Крейсерская гонка. Нам надо выиграть и не пропустить вперед бакинцев. Утро солнечное. Полный штиль. Старт в 7 часов 15 минут. Идем на веслах. Парус ставить не представляется возможным по причине полного отсутствия ветра. Гребем дальше. Выходим на пово- рот в районе Кронштадта, чуть севернее. После поворота, курс в устье Невы. Время около 12.00. Мы держимся впереди всех, следим за действиями главного претендента на 1-е место. Чуть-чуть повеяло ветерком. Вдруг внезапно потемнело. Подается команда: «Приготовиться к постановке паруса!» Бакинцы тоже занимаются подготовкой к постановке паруса. И вот момент.Звучит команда: «Поставить парус!» И у нас что-то не получалось, очень сильный порыв ветра. Чуть не опрокинул ял. Звучит команда: «Отставить постановку паруса!» А бакинцам удалось поставить па- рус, но ял под порывами ветра пошел в обратную сторону. Мы продолжали грести. Пошел дождь и град. Град сек спины очень больно. Надели жилеты, но это сковало движение, их сняли. Весла стали мокрые. На ладонях появились кровавые мозоли и на жопе тоже. Терпим, но гребем. Кромешная темнота. Курс держим по компасу. Было часов 15. И вдруг внезапно наступила тишина. Прекратился дождь и град. Внезапно появилась светлая полоса. Она разделяла свинцовую тяжесть облаков и водную гладь Финского залива. Полоса была прозрачная, справа от нас был виден берег, а вдалеке одинокая шлюпка бакинцев с поднятым парусом на фоне красных лучей солнца, словно «Летучий голландец». Теперь было ясно: мы выиграли крейсерскую гонку, но до финиша оставалась еще пара часов. Приободрились, настроение поднялось, шлюпка повинуется нашим усилиям. И вот финиш. Нас встречает Юра Харитонов. Мокрые, уставшие, но довольные собой, мы прыгаем из шлюпки в воду. Эта гонка по своему накалу, тяжести и непредсказуемости являлась проверкой на терпение, и даже мужество, заставляла выстоять, преодолев себя. Так закалялись будущие подводники. Эта гонка останется в памяти на всю жизнь. Нашей команде вручили хрустальный кубок, в который налили две бутылки водки. Кубок пошел по кругу. Впереди были еще гонки, но это уже другие истории.
Вспоминает Саша Сафонов. Однажды Ваня Дудник, который часто бывал в городе в будние дни, так как ходил на тренировки по бегу притащил нам виноград из совхозных виноградников (на Северной стороне). Проявил заботу о товарищах, сидящих безвылазно в стенах училища. Мы с Худым (Толей Парамоновым) набросились на него и начали его спешно метать (халяву никто не отменял!). На вкус он нам показался какой-то не такой, то есть присутствует привкус не очень приятный. Мы Цветному говорим про это, а он нам отвечает: «Это новый сорт, и ничего вы не понимаете в сортах: может быть это «Ка- берне», а может быть какой другой». Мы продолжаем есть, но все равно что-то не так. Цветной обижается, на то, что мы привередливые и нечего «кочевряжиться», товарищ для нас старался, и так далее. Ну, и мы, чтобы не обижать его, доели весь виноград… К вечеру у нас разболелись животы и нас срочно отправили в госпиталь, где вырезали аппендицит. Оказалось, что этот виноград был опрыскан медным купоросом от вредителей. В отличие от нас, мошки и жучки этот виноград не ели. В госпитале лежим в палате, заходит медсестра и говорит: «Кто новенькие? Я должна вас побрить». На что мы смущенно отвечаем, что мы сегодня уже брились. Оказалось, что брить надо в другом месте. После операции сутки ничего не дают есть, как оказалось, не положено. Но есть-то хочется. Обвязались полотенцами и вышли в коридор. Смотрим, стоит холодильник, открыли, а там: сметана, творог, яйца, варенье, колбаса, сыр. Ну, мы и оприходовали часть содержимого с голодухи. Возвратились в палату, держась за стенку. Лежим, как удавы, перевариваем все съеденное. Вдруг истошный крик; «Кто сожрал мою колбасу?» и т.д. Оказывается это продукты, которые принесли родственники выздоравливающим больным, а мы думали, что это паек для всех. Ну, а после того, как мы рассказывали анекдоты в палате, и от смеха у некоторых разошлись швы, нас досрочно выписали из госпиталя. И мы, не долежав, скрючившись, отправились в училище.
4 курс
Вспоминает Юра Найденко. Есть хотелось постоянно. Витя Федоров шутил: «Я за пищу убить могу.»Продан Олег на спор выпил 10 банок сгущенки, попросив заранее их все открыть. Запивал их при этом лимонадом. Спор выиграл и в награду получил еще 5 банок! Саша Поляков поспорил, что съест за 10 минут батон или два (?) вареной колбасы, попросив предварительно ее нарезать на кубики. Не получилось, несмотря на его постоянный зверский аппетит. Может быть потому, что он еще и с хлебом пытался есть. Это происходило с интервалом в неделю на круглой площадке перед режимным крылом училища.
Осень. Набег на виноградники. Притащили кучу полных дуковских мешков. (Пластикатовый мешок 50 литров,ред) Высыпали в мойки. Наелись до отвала. И без малейших последствий – виноград был зрелый и очень вкусный.
Вспоминает Володя Сорокин. Толя Яворский. Великолепный парень и безотказный друг. Он может делать все. Он только очень не любит спешить. Ну, очень не любит. По большому секрету нам сообщают, что завтра с утра будет объявлена «совершенно неожиданная» тревога. Неожиданная тревога объявляется обычно за полчаса до подъема. По тревоге надо бегать. Это не для Толи. Он договаривается с дежурным по роте (это уже четвертый курс, и можно по-дружески договориться), что тот разбудит его еще на полчаса раньше. Будит. Толя спокойно встает, заправляет коечку, умывается, одевается и просит (ну опять по-дружески) выдать ему автомат. Дежурный по роте автомат выдает. Толя, довольный жизнью, сидит и ждет тревоги. Тревогу отменяют. 7.00 – подъем! Рота поднимается. На своей койке, скрестив по-турецки ноги, сидит Толя. Обнимает автомат, приклад зажат между турецкими ногами. Рота в восторге!
Вспоминает Саша Сафонов. Очень хотелось бы вспомнить один эпизод, связанный с Мишей Еремеевым. До сих пор Мишка остается лично для меня символом честности, порядочности, справедливости и примером для подражания. А связано это с секретами. Был такой случай в нашей жизни на 4 курсе. В класс, на занятия, принесли секретную литературу в большом чемодане. Секретчик (Валера Репкин) все раздал и, естественно, мы менялись книгами. Но, когда в конце урока, мы недосчитались одной книги, то начался переполох, стали искать, куда она делась; выясняли, кто, когда и что брал, и все как-то остались в стороне. Над секретчиком навис Дамоклов меч, а это было чревато большими неприятностями для него, вплоть до отчисления. И тогда Миша Еремеев сказал, что он тоже брал (наряду со всеми) эту книгу, фактически перевел стрелку на себя. А ведь ему тоже досталось не мало, проучились уже 4 года, и могло пойти все коту под хвост. Но Мишка честно признался, что тоже брал книгу (а мог бы и промолчать). Его и Валеру Репкина разжаловали, и мы ходили все в «мичманках», а они на 5-м курсе вдвоем в бескозырках, но с пятью нашивками на рукаве.
Вспоминает Юра Найденко. Практика заводская. Июнь. Ленинград. Дзержинка. Белые ночи. Праздник «Алые паруса». Мы с Парамонычем (Толей Парамоновым, ред) к нолям не пришли, будучи уверенны- ми, что нас подстрахуют (так и получилось). Нагулялись по полупустым набережным. Увидели какую-то маленькую яхту, которая прошла под Дворцовым мостом вверх по Неве и то, наверное не в честь это- го события. Не то что в наши дни, когда на «Алые паруса» приезжает пара миллионов народа отовсюду и проход на Дворцовую площадь только по пропускам. Но нам все равно очень понравился белоночной Ленинград. Около 05.00 решили возвращаться. Через дежурного нельзя, поэтому со стороны Невы выбрали ворота, полезли по очереди, протиснулись между воротами и промежутком-надстройкой, спрыгнули – посмотрели на свои руки,а они черные – оказывается, ворота были измазаны кузбаслаком. Мы этого не знали, может, именно поэтому на белых голландках не было ни одной помарки. В абсолютной предутренней тишине наши прыжки на асфальт были подобны звуку выстрела из пушки. Из подворотни выскочил ошалевший полусонный часовой (дзержинец – «академик»). «Ну, вы даёте, первооткрыватели, мы-то знаем, что тут пролезть невозможно!». Ну а нам не через шпиль же по стене забираться. Какие из нас альпинисты. Да и опять же форменки белые, испачкать можно. Многих дзержинцев спрашивал потом об этих воротах – никто даже не пытался их брать. Ну а для голландеров препятствий нет нигде и никогда.
5 курс
Пятый курс начали с похода в Ласпи. Первые теплые дни сентбря, теплое море. Вася Нагорный в ластах, маске и в тельнике (для тепла) из воды не вылезал. Только на время фотосъемки. Вот что у него получилось.
И еще о спорте. Футбольные матчи «женатиков» и холостяков. Если выигрывали «женатики», то говорили: учитесь, молодежь у опытных мужей. А если выигрывали «холостяки», то подкалывали, где «женатики» силушку растеряли?
Сдаем экзамен. Обычно прикрепляли на двери в аудиторию листочек с фамилиями в порядке очереди. А тут кто-то догадался прозвища написать. У каждого оказалось другое имя и абсолютно необидное: «Цветной» – Иван Дудник, «Мужчина» -Толя Смоленков, «Худой» — Толя Парамонов (сегодня в нем 107 кг), «Кара» и «Макс» – понятно о ком речь (получилось почти Карл Маркс), например. Жаль не могу вспомнить всех.
На последнем курсе, командование уже относилось к нам с большим пониманием и, почти, уважением.
Возвратились из зимнего отпуска. Валька Чечен привез из дома ЧАЧУ. Это такая адская смесь из винограда, короче – кавказский самогон. Естественно, желающих попробовать эту жидкость нашлось предостаточно (сейчас уж не упомню сколько). Пробовали мы ее в сушилке после ужина, и, так как нас никто не отвлекал по всяким пустякам, мероприятие проходило весело и довольно долго. Вечерняя проверка прошла своим чередом, Толя Елатонцев (старшина роты) знал, где мы находимся, и тоже нас не отвлекал. Поскольку «женатики» ушли в город, то для нас, остав- шихся, доза была увеличена до качественных размеров. Вечер закончился без приключений и замечаний, все потихоньку разбрелись по своим койкам и угомонились. Странности начались утром. На зарядку мы выходили на 5 курсе по большому желанию, и не всегда вовремя, так что никто не удивился, что Валера Репкин продолжал ночевать и не готовился идти на завтрак. Заинтересовало это только дежурного по факультету (офицера), он попытался вежливо пригласить мичмана умыться, но Валера, так же вежливо, промолчал. Это вызвало удивление и некоторое беспокойство за здоровье почти офицера-подводника. Все бы прошло буднично, но вдруг дневальный заорал: СМИРНО и начал что-то докладывать, упоминая звание «капитан 1 ранга».
Оказалось, что на этаж, совершенно неожиданно, прибыл на- чальник факультета – капитан 1 ранга Захаров (была у него такая привычка – интересоваться, как чувствуют себя пятикурсники по утрам). Дежурный по факультету уверенно доложил, что все нормально, вот только один Репкин игнорирует его тревогу по поводу возможности пропустить завтрак и продолжает видеть сны. Захаров подошел к коечке Валеры, на- клонился к нему, принюхался, улыбнулся и с отеческой добротой в глазах сказал: «Мичман перезанимался, пускай отдыхает, а служба (т.е. дежурный по роте) позаботится о его завтраке». С тем и удалился.
Свадьбы начались на четвертом курсе, а на пятом пошли, что называется, «косяком». Были и у нас «женатики». Помню, что первым стал Володя Пашуткин. На свадьбу жених пригласил несколь- ких однокашников. И, естественно, эта «группа захвата» всегда приносила, кое-что со свадебного стола тем, кто оставался в училище и нес вахту за себя и «за того парня».
На свадьбе у Архангельского Сережи мы, помня о своем долге перед товарищами, хотели запрятать две бутылки водки. Поручили эту серьезную задачу, (запрятать и принести), Вале Конанюку. И вот, почти в конце застолья, заходит какая-то старушка и причитает: «Вах-вах-вах, у нас во дворе (свадьба была в частном доме) «тимуровцы» перекопали весь огород. Спасибо им за это». Мы в удивлении выходим в сад и видим такую картину: сидит под дере- вом Валик и бормочет: «Где эти чёртовы бутылки?». Мы ничего не понимаем. Оказывается, Валя, второпях, закопал две бутылки под каким-то деревом, а под каким – не запомнил. Когда мы собрались уже уходить, стемнело. Он взял лопату и начал их искать, копая под деревьями. И получилось, что он перекопал весь сад. Когда Сережа Архангельский рассказал про этого «тимуровца» старушке и своим родственникам, то Валик в награду получил и «огненную воду» и даже закусь.
Ну и совсем курьезный случай произошел на свадьбе у одного из нас (не буду называть у кого, чтобы не было обидно за подарок, да это сейчас уже и не важно). Мы всегда разыгрывали на курсантских свадьбах выход Нептуна. Наряжали его и русалок во что могли. По сценарию Нептун дарил от всех нас общий подарок. И вот — должен выходить Нептун и говорить: «А ну-ка, что здесь за шум и гам?» Ему отвечают: «Курсант женится, будущий подводник в вашем царстве-государстве». Нептун на это говорит: «Так стукни- те посильнее, чтобы все в океане слышали про это событие». А мы, для пущего эффекта, взяли коробку из под магнитофона, который должны были подарить (его, конечно, вытащили), положили туда жестянки для шума. Нептун кричит: «Стучите, да посильней». Ребята берут эту коробку и бросают об пол. В ответ гулкое «бум-бум». Непонятно. Нептун повторяет: «Не слышу грохота, еще раз, сильнее!» Ребята берут снова коробку и, хотя она показалась тяжеловатой для жестянок, со всей дури, снова об пол. В ответ знакомое «бум-бум». Уже что-то подозревая, открываем коробку, а там… Оказалось, когда коробка стояла в коридоре, кто-то из гостей увидел, чем она наполнена, а рядом магнитофон стоит. Он решил, что это непорядок и положил магнитофон в коробку. Мы этого не знали и, естественно, постарались посильней ее бросать об пол. В результате, магнитофон ремонту уже не подлежал! К чести нашей курсантской братии мы сбросились еще раз и купили молодоженам такой же подарок.
Ну, тогда уж, по привычке, считайте, что это — «Заключение«
Когда поступали в училище, 5 лет казались бесконечным сроком. Но конец, как известно, приходит всему! Вот и они, эти годы, прожитые нами в стенах училища, а главное, в своем тес- ном и дружном коллективе, подошли к концу. И, интересно, как-то незаметно подошли. Первые два года были трудными, 3-й — полегче. А на четвертом и пятом мы были уже опытными, понимавшими училищную жизнь и воинскую дисциплину главстаршинами и мичманами.
И вот он, последний день, когда мы наде- ваем курсантскую форму. Сегодня мы получим лейтенантские погоны и офицерские кортики. Училище построено на плацу. На ступеньках трапа (ну не лестницы же??) офицеры училища и приглашенные гости. Среди них и наши жены, родители, родственники. Мы строимся возле режимного крыла учебного корпуса. Кто-то из строя говорит: «Ну что, пройдем в последний раз?» Никто из нас строевую подготовку особо не любит. Но тут случай исключительный! Командир роты командует «Шагом марш!»
И мы идем к входу в училище. На нас обычные наши формен- ки, но брюки уже офицерские (чтобы потом быстрее переодеться). Офицерские тужурки уже ждут на наших конторках в классе. Подходим к гостям, стоящим на парадном трапе училища.
«Запевает» как всегда, Саня Сафонов. Он самый голосистый. Протяжное «Иии…» под шаг левой, ему подтягивает, опять таки под шаг левой, вторая шеренга — тоже протяжно «Двааа…». И всем строем, коротко и резко «Раз!». И руки по швам! И парадный шаг! И головы резко вправо вверх. Не знаю, но мне кажется, что никогда еще мы так не ходили! А сколько было парадов, сколько тренировок перед ними.
А потом роты выстраи-ваются в глубине плаца, перед нами стол, с разложенными на нем кортиками и
погонами. «Мичман …, ко мне!» Выходим строевым. «Мичман … по вашему приказанию прибыл!» «Поздравляю вас с получением первого офицерского звания инженер-лейтенант!». Через левое плечо поворот «кругом», и снова в строй с погонами и кортиком. Так проходят все, и строй снова возвращается в класс. Там быстро снять форменку и тельняшку, надеть белую рубашку, галстук, парадную тужурку, кортик. И снова построение. Командует с трибуны начальник училища контр-адмирал Крастелев Михаил Андроникович «Училище, равняйсь! Смирно! Для встречи выпускников училища 1970 года, равнение на пра-во!» И опять «Ииии… Дваа… Раз!». И опять парадный шаг, придерживая левой рукой кортик. Идут новоиспеченные лейтенанты Военно-морского флота! Счастливого пути вам, ребята!
P.S. Прошу прощения, друзья, за то, что очень мало написал о самом училище – об его истории, красивейшем здании, о классах, аудиториях, стендах, лабораториях, тренажерах, о казармах, нако- нец! Кто интересуется – ищите в Интернете – там все есть!